Зачастую, приходя на выставки известных художников, мы опираемся на визуально знакомые образы: ищем родные пейзажи, трогательные зарисовки или сюжеты из прошлого, которое каждый раз разбивает нам сердце. И по привычке, именно в этом разбитом сердце мы ищем связь со своей культурой.

Творчество Алима Усеинова словно призвано разрушить этот цикл, предлагая нам совершенно другой опыт крымскотатарского искусства. Здесь сердце обретает целостность, наполняясь силой и мудростью современного мастера, который всю свою жизнь впитывал мир и вознес его на алтарь нашей культуры.

Легкий и свободный язык его картин словно разрушает привычные каноны разговоров о вечном. И, подходя издалека к полотнам, вы уже готовитесь принять свежесорванный букет цветов, но он с улыбкой вручает вам антологию европейской философии, галантно скрепленную небесно-голубой лентой. Чтобы понять всю глубину творчества этого художника, нужно проследить весь масштаб его пути, так удачно представленного на выставке: от сторонника авангарда до последнего романтика крымскотатарской культуры.

Стоит начать с крайнего зала, где находится "Автопортрет" 1968 года, и вы уже прикоснетесь к истокам — это первая работа, написанная художником, и один из важных ключей к его творчеству. В ней прослеживается рука еще молодого автора, который уже смело наследует великих — здесь узнается что-то от Дали, что-то от Гойи и несомненная отсылка к мифологическим сюжетам. Ну, кто из художников не грешил этим в свои 20? Центральным образом картины является человеческая голова: измождённая, изуродованная, погружённая в мрачный и абстрактный пейзаж. В ней нет таинственных образов или загадок — это автопортрет крымского татарина, лишённого детства, семьи, дома; талантливого художника без права быть собой и возможности реализоваться. Густые слои краски ещё более усиливают напряжение, передавая нам эмоциональное состояние автора, которому хотелось сказать больше, чем позволяли границы холста. И в этой атмосфере опустошения, полусна, где разум опутан змеёй, как оковами, мы застаём художника в начале его пути.

Довольно символично, что рядом с "Автопортретом" расположился портрет Туры — мифического предка туранцев, одного из древних кочевых народов. Картина написана немного в стиле примитивизма, что ещё более подчеркивает в нём дух древности и образ какого-то прародителя. Возможно, это были размышления художника о собственной идентичности, а может, и дань религиозным мотивам, без которых не может состояться ни один художник и мыслитель. Но определённо есть в этой работе что-то иконическое.

Сложные мифологические сюжеты в этом зале уравновешивает работа "Алкаш" (о которой мы поговорим чуть позже), а также картины периода 2000-х годов, продолжение серии которых можно увидеть на втором этаже. В этих образах нет ярко прописанных деталей — они не о плоти, а о душе героя, странствующей по небесно-голубым горизонтам с отливом охры. Стоя у этих картин, вы невольно размышляете: "А что скрывается в этой душе?" Свой уникальный визуальный стиль художник сформировал уже в Крыму. После долгого творческого перерыва, посвящённого строительству дома в родной Бахчисарайской долине, он вернулся к работе через акварель, и, вероятно, именно оттуда почерпнул свою палитру невесомости. Обретя Родину, дом, семью и право быть собой, художник с новой силой продолжил созерцать и исследовать вечные темы человеческого пути и природы, создавая один из самых красивых периодов в своём творчестве.

Прогуливаясь дальше по залам выставки, глядя на пейзаж "Восточного города" и серию портретов музы художника — Заремы Трасиновой, не покидает ощущение, что вы оказались в какой-то лондонской галерее. И с ноткой лёгкой зависти хочется обратиться к тем, кто впервые откроет для себя творчество Алима Усеинова именно здесь, в этом светлом и современном пространстве. Так сложилось, что за последние полвека мы видели главные картины нашего времени на разбитых штукатурках, подсвеченные LSD-лампами, манифестирующие свободу полотна, подвешенные друг за другом в худших традициях парижских салонов. И наблюдая работы Усеинова в этих залах, редкий зритель смог бы почувствовать в них всю глубину. Что уж там, её не видели сотни важных умов. И стоя перед ними сегодня, среди пространства современного музея, где каждая работа обращена к публике как самостоятельное произведение искусства, приходит осознание: чтобы понять наших современных авторов, не требуется ни острый ум, ни особенно чуткое сердце. Нужно лишь одно — открытость. Открытость, чтобы отбросить всё лишнее и увидеть, прочувствовать жизнь, которая течёт в этих картинах. Этого заслуживает каждый крымскотатарский художник. Именно такая атмосфера пространства — чистая, свободная от внешнего шума — жизненно важна для того, чтобы современное искусство смогло раскрыться во всей своей полноте. Ведь ничто так не затрудняет полет души, как груз обветшавших стен.

В укромном музейном зале представлены миниатюры, и, как предполагает формат, их следует рассматривать вблизи, чтобы уловить все скрытые детали. Среди картин — ранняя версия на тему "Будь в молодости" 1972 года, выполненная в карандаше. Работа создана, вероятно, под стилевым влиянием Пикассо, Матисса или даже Кокто, но главное вдохновение художник черпал в лирике китайского классика Ду Фу. Два года спустя сюжет получил продолжение в работе "Алкаш", которая представлена в первом зале. Так увлекательно следить за развитием мысли художника в этих картинах, его некое озорство во взгляде на темы кризиса идентичности и быстротечности жизни. Если в графической работе мы видим потерянность и праздность героя, утопающего в хаосе гротескных фигур, то спустя годы художник, как бы вторя лирическому герою Ду Фу, создает более спокойный образ принятия, погружённый в созерцание момента. Он обретает свою "весну", что подчёркивается мягкостью и гармонией цветовой палитры, отражающих этот процесс изменений.

Однако один из самых красивых акцентов в музейном зале — натюрморт с маками. Этот цветок проходит через всё творчество художника, но именно здесь, без излишних деталей, он звучит особенно ярко, как симфония всем насыщенно-красным крымским горизонтам. Впечатляет своей лаконичностью и работа «Суздаль» — акварель и перо; она будто застывший средневековый этюд. Легко и непринужденно художник отбросил всю прозаичность городского пейзажа и, добравшись до сути, запечатлел визуальный образ города.

Его творчество уместно сравнить с той самой работой Хемингуэя, где в одном предложении был развит сюжет целой жизни. Емкий, простой и одухотворённый язык кисти Алима Усеинова отображает внутри полотен мгновение, в котором зритель видит историю, и, делая шаг, всматриваясь в подтексты, невольно создаёт её продолжение. Когда вы подниметесь на второй этаж Золамана по лестнице, в центре экспозиции вас встретит одна из знаковых работ Усеинова — «К заре». Довольно обыденный сюжет — человек, идущий к свету, но это экспрессионистское дуновение мгновенно притягивает к полотну. Положение героя неустойчиво, а фигура немного размыта, но среди пустого, почти безграничного пространства он находит в себе силы и стремление. И это эмоциональное погружение в холодный цветовой фон, прорезанный проблеском тёплой зари, усиливает ощущение поиска истины, веры и преодоления. Художник словно приглашает зрителя задуматься о своём собственном пути и о том, что скрывается за горизонтом для каждого из нас. В этой картине можно увидеть множество историй, но, обойдя все залы выставки и вернувшись к ней в финале, вы, скорее всего, увидите в ней отражение нас с вами — сквозь темноту, следующих к свету, упорно сжимающих в руке свой собственный фонарь.

Как ребёнок до-депортационного поколения, художник очень осторожен с фатализмом. Его персонажи всегда находятся в поиске или в процессе переживаний, но в них никогда нет обречённости. Даже в одной из, казалось бы, самых омрачённых серий картин «Крик» герой изувечен, но не сломлён. Художник редко объясняет своё творчество, но об одном из своих «Криков» однажды сказал, что это образ изуродованного миром нашего крымского татарина. И в этом крике, на надрыве, куда-то ввысь, в небо, мы видим борьбу человека — символа целого народа, который, не склоняя головы вниз, продолжает свой путь. Мы не жалеем его, а сопереживаем — это ключевая способность целостного сердца, которое нам пора перестать себе разбивать. Боль нашего прошлого красной нитью проходит сквозь всё, что мы видим и создаём: и в аллюзиях на южнобережный пейзаж, и в горизонте степи, в свете одинокого дома на острове мы будем слышать этот крик, и он уже давно не нуждается в театральных декорациях.

Возможно, оттого его работы так отзываются новому поколению зрителей, готовых считывать подтексты и всматриваться в горизонты, а главное — переосмысляя эти аллегории, искать в них исцеление. И здесь планка даже немного выше, чем мы привыкли: искать общечеловеческое исцеление, а не внутринародное. Гуманизм предстает неким константным мотивом в творчестве художника, и этим он буквально попадает в дух времени. Ведь только сейчас, в переломный период истории, мы способны в полной мере осознать значимость всех этических тем, затронутых в этих картинах.

Персональная выставка Алима Усеинова и его выход из границ мастерской к зрителю становятся важным, а возможно, и ключевым событием в современном искусстве. Он словно формирует новый язык крымскотатарского искусства, который нам больше не нужно переводить, чтобы быть понятыми. Это не только укрепляет нас как народ, но и способствует нашему росту как зрителей. И в этом процессе художник может стать проводником и для молодых мастеров, которые, стремясь к признанию и реализации, ещё не осознали, что для становления художнику не нужно бояться экспериментов и важно смело погружаться в глубины, чтобы отыскать свою истинную сущность. Алиму Усеинову это удалось.